23 октября 2019 г. состоялась инаугурация новоизбранного президента Туниса Каиса Саида, победителя вторых в истории страны прямых конкурентных выборов. Набрав 72,71% голосов, он одержал во втором туре, состоявшемся 13 октября, еще более убедительную победу, чем 15 сентября в первом туре, когда его кандидатуру поддержали 18,4% граждан, пришедших на выборы. Абсолютная победа беспартийного кандидата, не только не занимавшего ранее должностей в системе государственной власти, но не имеющего никакого по сути опыта в публичной политике и не связанного ни с одной из ключевых политических сил Туниса, оказалась весьма неожиданной для наблюдателей, но при этом закономерной с точки зрения продолжающейся с 2011 г. стремительной эволюции политической жизни североафриканской страны.
Президентские выборы 2019 г. привлекли к себе немало внимания как в самом Тунисе, так и за его пределами, что особенно примечательно, учитывая, что в соответствии с Конституцией 2014 г., полномочия первого лица были значительным образом урезаны и само по себе кресло в Карфагенском дворце утратило во многом свою былую привлекательность. Сохранив за собой функции верховного главнокомандующего и имея под рукой такой орган как совет национальной безопасности, президент Туниса вынужден разделить полномочия по управлению государством - особенно в том, что напрямую касается внутренней политики, экономики и социальной сферы – с премьер-министром и правительством. Занимавшему пост с 2014 г. Беджи Каиду ас-Себси благодаря колоссальному политическим опыту и авторитету пять лет удавалось балансировать между политическими партиями, фракциями бюрократии и профсоюзами, но так и не удалось приблизиться к решению фундаментальных проблем в экономике и социальной сфере, волнующих население. После его смерти, ставшей причиной досрочных президентских выборов, в тунисском обществе усилились опасения, что новый президент мало чем будет отличаться от предыдущего в плане неспособности проводить кардинальные реформы, требующие непопулярных решений в экономике, если он по-прежнему будет выходцем из класса профессиональных политиков, для которых стратегия балансирования и уклонения от непопулярных мер является наиболее приемлемой, если не единственной возможной.
Именно эти страхи и неприятие профессиональных политиков определили результаты как президентских, так и парламентских выборов осени 2019 г. И там, и там очевидным стал провал известных политических партий и объединений, до того ставших триумфаторами в 2011 и 2014 гг. Оценив по достоинству прогресс национального диалога, позволившего избежать политического коллапса и гражданской войны, тунисские избиратели отдали должное полной неэффективности государственной политики в области экономики. Ответом на неэффективность государственной машины стал рост популярности новых лиц и торжество популизма.
По итогам состоявшихся 6 октября парламентских выборов партия «ан-Нахда» хоть и сохранила благодаря своему ядровому электорату и гибкой политике на местах первенство в борьбе за депутатские мандаты, но значительно растратила свою поддержку, получив на 17 мест меньше, чем по итогам выборов 2014 г. С другой стороны, оппозиционные ей партии и объединения продемонстрировали возросшую разобщенность в собственных рядах: вместо коалиции, сумевшей ранее обуздать рост влияние «ан-Нахды» и спровоцировать её на сотрудничество и уступки, в новый парламент вошла разобщенная плеяда старых и новых партий, имеющих от 1 до 22 депутатских мест. При этом второе место после «ан-Нахды» (52 места) заняла новообразованная партия «Сердце Туниса» (38 мест) проигравшего кандидата в президенты Набиля Каруи, оттянувшая часть голосов как раз у крупнейшей исламистской партии. Из 20 партий, прошедших в парламент: 8 составляют новые партии, получившие совокупно 83 места из 217; 4 партии, получившие вместе 24 места, не являются новообразованными, но впервые попали в парламент; 2 партии, в прошлом созыве парламента бывшие аутсайдерами и занимавшие по 3 депутатских кресла, теперь имеют 16 и 22 мандата. Еще 12 депутатов прошли как независимые. Таким образом, больше половины мест в парламенте достались политикам, выступавшим от имени новых политических сил. Тем самым, избиратели продемонстрировали свое неприятие устоявшейся бинарной модели «исламисты-секуляристы».
По итогам первого тура президентских выборов, в лидеры выбились два антисистемных кандидата. Далеко позади остались и выдвиженцы «ан-Нахды», и представители оппозиционных ей лаицистских партий и объединений. Спаринг-партнером Каида Саида во втором туре стал бизнесмен Набиль Каруи. Его успех связывают не столько с тем, что он является одним из богатейших людей страны, но еще и с тем, что в рамках предвыборной кампании им активно использовался образ «мученика», в которого он превратился после того как стал политическим заключенным из-за своего конфликта с функционерами «ан-Нахды» и их ставленниками в правительстве. Тем не менее, даже пройдя во второй тур, Каруи потерпел сокрушительное поражение в нем, поскольку в глазах общественности, не будучи частью класса профессиональных политиков, он оставался представителем элиты, которая занята больше играми в политику, а не решением социально значимых проблем.
Успех Саида Каиса кроется в том, что он не политик, а рядовой служащий - университетский профессор, который всю жизнь преподавал и жил на зарплату, и он – популист, поднявшийся над «схваткой» привычных политических сил, предложив что-то принципиально новое на базе привычного «старого». При этом популизм, как и в случае с феномен Грилло и подъемом Движения пяти звезд в Италии в 2009 г., стал ответом на существующий в обществе запрос на кардинальную смену элит и застой в политической жизни.
Несмотря на то, что успехи политических трансформаций последних лет оценены на высоком международном уровне (в т.ч. присуждением нобелевской премии мира Квартету национального диалога в Тунисе в 2015 г.) и тунисский опыт ставится в пример многим другим арабским государствами региона, среднестатистический тунисский избиратель со всей очевидностью устал от постоянной необходимости выбирать между исламизмом и секуляризмом, религиозностью и светскостью, а не между различными способами решения проблем актуальной повестки. Эта насильственная поляризация политического пространства и общества в целом, со всей очевидностью ставшая нормой и неотъемлемой частью жизни профессиональных политиков в Тунисе после «арабской весны», полностью блокировала реальное обсуждение и решение проблем управления и экономического развития.
Поэтому Саид Каис в основу своей предвыборной программы поставил решение проблемы неэффективности политического управления. Существующая политическая система Туниса отличается слабостью партийной системы и колоссально возросшим влиянием профсоюзов, что делает невозможным принятие парламентом и правительством решения о проведении непопулярных, но тем не менее жизненно необходимых экономических реформ. Решать эту проблему новый президент предложил посредством развития горизонтальных связей и инструментов прямой демократии, дабы не бороться со сложившейся системой отношений между партиями и существующими идеологическими расколами изнутри, а обойти их. С одной стороны, разговоры о прямой демократии пугают, ведь практически сразу вспоминается опыт политического строительства в соседней Ливии под руководством Муаммара Каддафи, возведшего принцип самоуправления масс в абсолют, а с другой – вдохновляет, ведь именно этот лозунг был поднят на знамена революции 2011 г. и вызвал тогда наибольшее воодушевление в уставшем от авторитарного контроля и коррупции обществе.
Важной составляющей программы Саида Каиса стало возвращение в политический дискурс сюжетов и проблем большой арабской политики. В противовес концентрации на исключительно тунисской повестке, ставшей основным нарративом послереволюционного периода, кандидат, а затем и новый президент, предложил вспомнить о палестинской проблеме, об арабской солидарности. Очевидно, что это не просто ностальгия по прошлому, но также и попытка вернуть интерес общественности к межарабским отношениям, привлечь внимание к тому, что во внешней политике есть немало вызовов и возможностей, которые Тунис не может позволить себе игнорировать.
На фоне того, что свою кампанию Каис Саид вел на прекрасном арабском языке, это говорит, что в Тунисе мы видим те же проявления возрождения или перерождения арабской идентичности, что и в разрушенном войнами Ираке, и процветающих ОАЭ, и стоящей на пути реформ Саудовской Аравии. Плохо артикулированный и все еще только формирующийся «новый арабизм» начинает проявляться в политическом пространстве стран региона и выражается в стремлении преодолеть разобщающее в наследии арабской весны, в т.ч. категорично оформившееся противопоставление исламистов и секуляристов, концентрацию на национальных проблемах в ущерб региональным, и т.д. При этом «новый арабизм» уже сейчас не является вторым рождением панарабизма и не ставит под сомнение суверенитет и особый путь каждого арабского государства, а скорее наоборот – подчеркивая уникальность этого пути.
Выборы в Тунисе продемонстрировали готовность общества этой страны меняться дальше в поисках достойных условий и уровня жизни, становящихся важнейшем аспектом и целью развития всех арабских стран на современном этапе вне идеологических и религиозных споров и конфликтов.
Г.В. Лукьянов
