Статья известного исследователя, доктора политических наук, главного редактора журнала «Вестник Российской нации» Абдул-Хакима Султыгова.
Очевидно, что самым громким предвыборным заявлением Д. Трампа является его решимость уничтожить «исламский» терроризм так же, как США «уничтожили все угрозы, стоявшие перед ними до этого».
В этой связи нам не обойтись без обозначения общего контекста проблемы в рамках постановки следующих вопросов. С одной стороны, не была ли внешнеполитическая доктрина США, получившая название «Демократизация Большого Ближнего Востока», неизбежным следствием неожиданного крушения коммунистического режима в СССР? Другими словами, могла ли Америка, став единственной супердержавой, терпеть ближневосточные режимы, потерявшие своего глобального патрона – СССР (гегемона мировой системы социализма), как органичные части нового многополярного мира?
Абдул-Хаким Султыгов. Фото Бориса Кавашкина (ИТАР-ТАСС)
С другой стороны, что могло породить разрушение диктаторского режима в мусульманской стране, кроме радикальных экстремистских исламистских организаций? Или кто-то всерьез рассчитывал на естественное зарождение демократии западного типа? Разве эти надежды не были наивным фрейдизмом политиков, питавших иллюзии о том, что энергия антидиктаторского протеста вообще трансформируется в творчество демократии? Другими словами, была ли возможна политическая сублимация, как переход общества, находящегося под властью секулярной диктатуры, в состояние многопартийности западного типа, минуя альтернативную модель радикального религиозно-политического режима? [Ведь в чем состоял неорганичный альянс арабских мусульманских стран «социалистической ориентации» с богоборчерским СССР – в общем неприятии произраильской политики Запада. Очевидно, что в противостоянии США и СССР не принималась в расчет перспектива возрождения общей исламской идентичностей народов «Большого Ближнего Востока» под ложным флагом воссоздания Халифата].
Как бы то ни было, на эти вопросы история уже дала свой ответ: трансформация силовых структур Ирака вкупе с местной ветвью «Аль-Каиды»** в террористическую структуру «ИГИЛ» явилась результатом и ценой «Operation Iraqi Freedom» (2003). Но не свержения диктатуры С. Хусейна и его Партии арабского социалистического возрождения (БААС), а исключения БАСС, ее функционеров и «саддамовского» офицерства из политической жизни Ирака [Как ни парадоксально, но получается, что новое руководство Ирака верило, что процесс «дебаасификации» – «окончательного искоренения» этого явления в иракском обществе –даже теоретически возможен без серьезных побочных эффектов. В то, что десятки тысяч представителей самой дееспособной части – военно-политической и административной элиты иракского общества – сами собой нейтрализуются].
В результате место казненного багдадского диктатора и запрещенной БАСС, созданной в 1947 г. в Сирии, заступил «багдадский вор» аль-Багдади – самозваный «халиф» псевдо-«Исламского государства» (PIG), основание которого и составила военная, политическая и административная элита БААС, лишенная иного выбора политикой «дебаасификации» [В этом смысле возникновение и успех «ИГ» является прямым результатом отсутствия у руководства Ирака стратегического мышления, проявившегося в запрете функционерам БААС (до 30 тыс. чел.) на занятие любых должностей в правительстве; любой деятельности этой партии, по закону о борьбе с терроризмом (!), исключающим ее возвращение под любым названием на политическую арену; во введении наказания членам БААС в виде тюремного заключения. Однако особняком в этом ряду стоит решение Верховного Суда Ирака (2006) о варварской казни Хусейна через повешенье (он ведь мог умереть и от инфаркта после вынесения судебного вердикта). Для сравнения можно привести мудрое решение Турции о замене смертной казни на пожизненное заключение лидеру Курдской Рабочей партии А. Оджалану].
В этом смысле главной ошибкой в Ираке стало игнорирование американского опыта разумной денацификации в Германии: в диктаторской мусульманской стране была проведена предельно вульгарная политика «дебаасификации» [Представим себе на мгновение, что по такому же пути запрета коммунистической партии, люстрации и уголовного преследования ее членов пошло бы руководство России после антиконституционного переворота, совершенного Президентом России Б. Ельциным в 1993 г. при прямой поддержке Президента США Б. Клинтона].
Очевидно, что актуальность этой проблематики только возрастает в контексте заявления Президента Трампа о выводе американского контингента из Сирии, мотивированное победой над «ИГ»7 и нежеланием США больше «оставаться мировым жандармом» [Этот шаг был впервые анонсирован Трампом в Огайо еще 29 марта 2018 г.].
Конечно, решение Трампа «уйти в кэш» (в этом смысле, например, проблема восстановления Сирии, равно как и проведение политики демократизации «Большого Ближнего Востока», станет невольным бременем заинтересованных стран, т.е. ЕС) является прагматичным предвыборным ходом, в экономическом отношении обусловленным фактором «сланцевой революции». В целом же оно лежит в русле тенденции отхода Америки от прежней патерналистской политики, в данном случае означающей отказ от расходов на послевоенное восстановление Сирии. Но как в этом случае гарантировать интересы Израиля и сирийских союзников США, их адекватного представительства в будущих органах власти? [В этом смысле возникают непростые вопросы: означает ли отказ США от требования об уходе Б. Асада готовность принять удельный вес представителей БААС в органах государственной власти Сирии, который сложится до и после выборов? Примет ли Трамп сохранение доминирующего положения БААС? От ответов на эти вопросы напрямую зависит стабильность в Сирии, тогда как подрыв политического процесса под флагом «дебаасификации» спровоцирует новый виток гражданской войны и возрождение «ИГ»].
Но можно ли считать, что проект «ИГ» побежден? Ведь на самом деле Запад впервые за сто лет столкнулся с успешной блиц-мобилизацией десятков тысяч боевиков со всего мира под черные знамена псевдо-«Исламского государства», захватившего на длительный, по современным меркам, отрезок исторического времени довольно обширную территорию. По сути, в Ираке и Сирии состоялась грандиозная глобальная презентация транснационального экстремистского проекта – «ИГ», вступившего в войну с коалицией из 60 стран, под эгидой США, не считая Россию, сыгравшую решающую роль в его военном разгроме. Тогда как «ИГ» вовсе не привязано к определенной территории и может возродиться в любом мусульманском регионе мира. При том, что угрозы и вызовы глобальной террористической сети «джихадистского терроризма» являются более опасными.
Ведь сила «ИГ» состоит в идеологии, апеллирующей к неограниченному ресурсу потенциальных боевиков. В Сирии гидра «джихадизма» «проиграла» лишь одно сражение, но не войну. Таким образом, без идеологического разоружения «джихадистского терроризма» проект «ИГ» не победим.
В этом смысле поспешное заявление Президента Трампа о победе над «ИГ» может стать его главной внешнеполитической ошибкой.
Фото: Wikimedia Commons
Есть ли основания для победы над идеологией «джихадистского терроризма»?
Реальность состоит в том, что 11/09 США объявлена война, которая может закончиться только после победы над идеологией «джихадистского терроризма» [Ведь не случайно, что в этот черный день террористы подвергли чудовищной атаке не штаб-квартиру аморфной ООН, а башни Всемирного торгового центра, символизирующие мощь Америки и ее стержневую роль в современном мировом порядке].
От этой войны не удастся отгородиться «мексиканской стеной». Однако Президент Трамп пока еще не начал действовать на этом главном идеологическом фронте битвы с «джихадистским терроризмом». Тогда как о «готовности» общества к этой войне красноречиво говорит всеобщая практика легкомысленного употребления ложного слова-смысла «Исламское государство» применительно к террористической организации (вместо «анти-Исламское государство» (АГИЛ), «лже-Исламское» или «псевдо-Исламское»).
Между тем, борьба с идеологией терроризма должна стать абсолютным приоритетом, ибо стремление «джихадистских фанатиков» заполучить ядерное оружие при отсутствии действенных механизмов контроля за его распространением может рано или поздно закончиться непоправимой трагедией [Однако такой катастрофический сценарий – диверсионный акт на объекте ядерной энергетики или получение ядерного оружия террористами, например, в результате тайного апокалиптического решения безответственного государства – даже не рассматривается. СССР ненадолго пережил техногенную катастрофу Чернобыля. А сколько современный мир продержится после подобной трагедии в результате террористической атаки? Очевидно, мир погрузится в мрачную довестсфальскую эпоху варварских религиозных войн и насилия].
В этом смысле перед США стоят две взаимосвязанные жизненно важные задачи – ядерное разоружение стран-«изгоев» и идеологическое разоружение «джихадистского терроризма» [Первостепенная важность идеологического разоружения международного терроризма была впервые сформулирована нами на радио «Voice of America» в феврале 2003 г. в Нью-Йорке (Интервью Специального представителя Президента России А.-Х.А. Султыгова на радио «Voice of America» 20.02.2003 г.)].
Ключом к победе в этой исторической битве за умы и сердца мусульман является деисламизация идеологии ненависти и террора. В этом смысле единственная Америка должна вступить в борьбу за великий гуманистический потенциал Ислама с экстремистскими и невежественными проповедниками, которые навязывают мусульманам ложное толкование ценностей и извращенные цели, искажая и манипулируя священными смыслами Корана и Сунны. В борьбу за разоблачение антиисламской сущности идеологов терроризма, стремящихся превратить великую мировую религию в варварскую идеологию.
Фундаментальными основаниями для победы над идеологией «джихадизма» являются общедоступные священные Коран и Сунна. Результаты их общеизвестных исследований показывают, что принципы исламской и западной цивилизаций совпадают по существу, различаясь по форме. Исламская и западная модели нацелены на утверждение справедливой политической системы, обеспечивающей народовластие. Коран не содержит указаний, какое именно правительство должен установить народ, но четко очерчивает принципы и ценности, которые должны неукоснительно соблюдаться: право на защиту жизни, человеческого достоинства, семьи, религии, образования и имущества от ущерба или злоупотребления, справедливое отношение ко всем, независимо от веры [В целом, это справедливость, милосердие и мудрость. Именно таким образом в Исламе в основном трактуется правильный путь – Шариат, который определяет убеждения, формулирует нравственные ценности и религиозную совесть мусульман, а также нормы, регулирующие их поведение. Причем авторитетные исламские ученые согласны в том, что любое правило, которое превращает правосудие в тиранию, милосердие – в его противоположность, добро – в зло, а мудрость – в банальность, к Шариату не относится].
Такое толкование явно следует и из того, как Пророк Мухаммед вел государственные дела, заключал договоры с иудеями и христианами, которые в Коране уважительно именуются «Людьми Писания».
Причем в Коране ясно сказано, что человеческое разнообразие является частью божественной мудрости Создателя. Хотя, конечно, как пишет Г. Киссинджер в «Мировом порядке», «вестфальская концепция государства и международного права основана на правилах, которые в явном виде не установлены Кораном» [1, 317].
В этом смысле фундаментальное практическое значение имеют положения «Мединского соглашения» [2, 90–94], которое можно назвать конституцией и общественным договором первого исламского государства-города Медины, написанного в 622 г. Пророком Мухаммедом ( ملسو هيلع هللا ىلص ) – правителем Медины. Этот документ, являющийся одним из наиболее важных нормативных актов мусульманского права, регулировал взаимоотношения и согласованное управление государством мусульманской общиной и иудеями [До переселения мусульман из Мекки (хиджры) Медина называлась «Йасриб». Название «Медина» заимствовано арабами из арамейского языка в значении поселения, которое находится под юрисдикцией суда. Таким образом, есть семантическая связь между словом «медина» и законом. Медина также известна как «Мадинат-аль-Наби» (Madinat al-Nabi), что означает «Город Пророка»].
Как это ни покажется парадоксальным, но иудеи являлись субъектом договора, ставшего основой нарождающегося первого исламского государства, с демократичными, компромиссными и плюралистическими принципами устройства общества – общин, перед законом которого все жители равны [государственная политическая организация закрепляла совместное выступление общин города против внешних врагов, защиту всех членов общины и индивидуализацию ответственности преступника. Последнее лишало его поддержки рода, что означало монополизацию государством права на насилие, т.е. прекращение догосударственной практики межродовых столкновений]. В этом смысле в «Мединском соглашении», основанном на принципе «у иудеев своя религия, а у мусульман своя», еще в VII в. были решены вопросы свободы вероисповедания, автономности и независимости исламской и иудейской юрисдикций.
Таким образом, можно сказать, что принцип толерантности был не только сформулирован, но и закреплен в качестве базового в «Мединском соглашении» об образовании первого исламского государства более чем за тысячу лет до заключения Вестфальского мирного договора (1648) [Между тем в Европе процесс предоставления евреям равных прав со всеми начался только через 143 года в ходе Великой Французской революции в 1791 г., но был обращен вспять через 144 года Нюрнбергскими расовыми законами (1935) и Холокостом до разгрома нацистской Германии].
Даже эти точечные обращения к священным текстам и исламской договорной практике на заре становления первого мусульманского государства демонстрируют колоссальный потенциал возможностей в деле преодоления невежества мусульманской молодежи и разоблачения псевдо-исламских идеологов нетерпимости и террора.
Однако сам факт возникновения феномена «ИГ» на фоне непрекращающихся кровавых атак религиозных экстремистов, выдвинувший вызовы «джихадистского терроризма» на первый план угроз международной безопасности, требует четкой постановки проблемы и определения реальных шагов в деле идеологического разоружения терроризма.
В чем же корень проблемы «джихадистского терроризма»?
Для понимания масштаба этой проблемы обратимся к мнению выдающегося интеллектуала и безусловного авторитета в вопросах мировой политики Киссинджера. Он напоминает, что исторически в исламском мировом порядке мир делился на «территорию мира» (Дар аль-ислам), которой правил Халиф, и на «территорию войны» (Дар аль-харб) – земли за пределами Халифата, населенные неверными. «“В теории Дар аль-ислам пребывает в состоянии войны с Дар аль-харб, поскольку конечной целью ислама является весь мир. Если границы Дар аль-харб удастся сократить, общественный порядок Pax Islamica вытеснит все прочие, и немусульманские общества либо станут частью исламского сообщества, либо признают его власть и обретут статус религиозных общин, которым разрешено существовать, или автономных образований, поддерживающих с исламом договорные отношения”. Стратегия по достижению этой универсальной цели – джихад, то есть обязанность правоверных всемерно расширять территорию ислама. “Джихад” подразумевает в том числе войну, но ни в коем случае не сводится к насильственным методам» [«В зависимости от обстоятельств, – пишет Киссинджер, – в различные эпохи в разных регионах обстоятельства, разумеется, отличались, – правоверным следует осуществлять джихад “своим сердцем, языком, руками или мечом”» [1, 102]].
В этой связи возникает естественный вопрос, имеющий принципиальное практическое значение: является ли в наше время актуальной идея утверждения исламской модели правления во всем мире конечной целью Ислама и обязанностью правоверных, в т.ч. и без создания единого государства – Халифата?
Способен ли Исламский мир ответить на исторический вызов «джихадистского терроризма»?
Ислам – это религия мира, мирного сосуществования народов и государств или идеология террористической войны с иноверцами в мировом масштабе? Другими словами, разделяет ли Ислам современный мир на «территорию
мира» (мир Ислама) и на остальную – «территорию войны» (т.е. предписанную мусульманам цель Джихада)?
Эти предельно жесткие вопросы поставлены злодеяниями незаконнорожденного псевдо-«ИГ» и международной антиисламской террористической сети. Ведь речь идет о беспрецедентной антиисламской агрессии псевдо-мусульманских идеологов терроризма, стремящихся дискредитировать Ислам, лишить мусульман позитивной исторической перспективы. Это судьбоносный вызов богословским авторитетам и политикам, всем интеллектуалам и лидерам общественного мнения Исламского мира, требующий адекватного ответа [выдающийся мусульманский мыслитель современности Э. Ихсаноглу (бывший Генеральный секретарь Организации Исламская конференция), рассуждая о напряженных отношениях между Исламским миром и Западом, неоднократно подчеркивал необходимость выработки практического подхода «к достижению истинного примирения, который положит конец вековому противостоянию, отравляющему отношения между обеими сторонами». Для этого «необходимо с позиций доброй воли изучить корни этой проблемы и устранить их»]. По сути, речь идет о реформации политического и геополитического контекстов Ислама, утративших свою актуальность.
Ответ на этот вызов может быть дан только в документе исторического масштаба, принятом Всемирным Исламским форумом признанных представителей всех исламских богословско-правовых школ. В конечном счете речь идет
о развернутом ответе на один принципиальный вопрос: являются ли Запад и Россия «территорией войны» (предписанного или дозволенного Джихада)?
Очевидно, что работа над текстом и контекстом этого документа, призванного недвусмысленно вывести террористическую деятельность идеологов вражды и ненависти за пределы Ислама, потребует приведения четких дефиниций современного понимания, прежде всего, трех взаимосвязанных и основополагающих политических смыслов Ислама: «Халифат», «Джихад», «Шахид» [т.е. является ли террорист и фанатик-самоубийца шахидом, моджахедом, которому гарантирован рай как погибшему в священной войне с неверными?].
Опираясь при этом на значительный задел, созданный мусульманскими учеными-богословами на многочисленных международных конференциях [Особое место в этом ряду занимает «Амманское послание» (2004), написанное от имени королевского двора Иордании, короля Абдаллы II. Основная идея этого документа – экстремизм и Ислам несовместимы. В Исламе цель не оправдывает безнравственные средства и методы ее достижения. Послание прямо осуждает «с религиозной и нравственной точек зрения современное понимание террора – порочную практику, независимо от источника и формы, выражающуюся в грубом и идущем вразрез с Божьей волей посягательством на человеческую жизнь, терроризировании невинных, нападении на мирных гражданских жителей, добивании раненных и убийстве пленных, использовании безнравственных методов, в том числе разрушение зданий, мародерство и насилие…». Идеи «Амманского послания» получили поддержку и развитие в итоговом документе Международной Исламской конференции в июле 2005 г. в Иордании. Следует также отметить и резолюцию Международной конференции «Ислам победит терроризм» (июль 2008 г., Москва, Россия): с участием мусульманских лидеров мира в т.ч. было зафиксировано, что покушение на жизнь и достоинство человека считается тяжким грехом, и убийцы невиновных людей не могут считаться шахидами].
Принципиально важно, что возможность принятия такого религиозно-политического акта предусмотрена в Коране и Сунне. Речь идет о праве богословов на толкование неоднозначно понимаемых положений Корана и Сунны, в т.ч. с помощью чисто рациональных приемов, для решения новых или не решенных предшественниками вопросов. Более того, в Исламе запрещено игнорировать современные реалии при вынесении юридического постановления. Причем вердикт, единодушно одобренный богословами, автоматически становится безусловной правовой нормой. Другими словами, Коран – это не устав воинской службы, требующий буквального понимания, а вечная Книга для всех времен, постижение которой невозможно без наличия творческого ума и признания реалий современности [в этом смысле границы Халифата – глобальной мусульманской общины – в современном мире пролегают не по суше и морю, а через умы и сердца мусульман, объединенных как икогда ранее глобальной сетью мгновенной коммуникации].
Однако в силу политических и религиозно-конфессиональных противоречий и исторических причин ни одна из мусульманских стран не может выступить эффективным инициатором созыва названного форума.
Фото Сергея Жукова (ИТАР-ТАСС)
Важнейшая причина такого положения состоит в том, что названный богословский форум не может оставить без ответа ключевой вопрос современности: является ли актуальной целью Джихада, предписанного мусульманам, возвращение в лоно Ислама территорий, когда-либо завоеванных, но в последующем утраченных мусульманами (в период и после распада последнего Халифата) [Османский Халифат (Оттоманская Порта) был окончательно ликвидирован в 1924 г.]?
Этот вопрос, кажущийся на первый взгляд нелепым, касается не только давней истории: Испании, Сицилии, Балкан, Мальты и т.д., но и Палестины. Речь идет о праве на государственное самоопределение евреев, живших и изгнанных за пределы Аравийского полуострова.
В этом смысле полномасштабное прекращение необъявленной религиозной войны с Западом, неотъемлемой частью которого является Израиль, невозможно без признания права на существование еврейского государства.
Такой исторический поворот откроет реальную перспективу урегулирования Ближневосточного конфликта – разрешения политических арабо-израильских противоречий международно-правовыми методами. Следствием радикального изменения ближневосточного политического контекста станут неизбежная трансформация Хезболлы и ХАМАС, образование полноценного Палестинского государства и возвращение к родным очагам палестинских беженцев.
Не менее важной задачей, стоящей перед глобальным богословским форумом мусульман, является четкое перечисление причин, по которым стремление к обладанию ядерным и др. видами оружия массового уничтожения прямо противоречит Исламу. Это решение позволило бы руководству Ирана без потери лица окончательно закрыть свою ядерную программу и таким образом внести неоценимый вклад в нормализацию отношений Запада и Исламского мира.
Незаменимая роль США и России
Такое прямое и искреннее обращение к мусульманскому богословскому сообществу и политическому классу должно исходить извне Исламского мира – от Америки и России (правопреемницы СССР).
Не останавливаясь на обосновании этого очевидного тезиса, подчеркнем лишь два принципиально важных обстоятельства.
Первое. Именно глобальное противостояние США и СССР в холодной войне создало необходимые условия для легализации и легитимации идеологии «джихадистского терроризма» на пространстве «Большого Ближнего Востока».
Точкой отсчета здесь можно считать столкновение интересов США и СССР в Афганистане. Результатом которого, после распада биполярной системы, стало возникновение самодостаточной, устойчивой международной террористической сети и ее руководящего центра – «Аль-Каиды», поставившей ближайшей целью свержение существующих режимов в мусульманских странах и создание единого государства – «Великого Халифата».
Второе. Ключевыми государствами для атак международной террористической сети являются именно США и Россия, в т.ч. как ядерные сверхдержавы. Причем уход Америки из «Большого Ближнего Востока» (если их отпустит «побежденное» «ИГ») не снизит для американцев степень террористической угрозы. Для «джихадистов» именно США является центром «мирового зла» – современного мирового порядка. При том, что именно Америка является основным стратегическим союзником Израиля, к тому же первым признавшим Иерусалим его столицей.
Тогда как Россия первой приняла удар масштабной агрессии международной террористической сети, включая «Аль-Каиду». Агрессии, которая состояла не только в террористических актах устрашения, но и в попытке создания на базе «кризисной Чечни» террористического анклава и первого экстремистского образования «Исламского государства Ичкерии и Дагестана» [Фундаментальные политические предпосылки этой агрессии были созданы распадом СССР, следствием которого стал и «кризис в Чечне». В дополнение к этому следует привести исторические обстоятельства и географический фактор: в отличие от США, историческими основаниями России являются Христианство и Ислам; от мусульманской Азии Россия отделена не океаном, а прозрачными границами с бывшими мусульманскими республиками СССР и полупрозрачными внешними границами государств-членов Евразийского экономическог сообщества в этом регионе].
Таким образом, речь идет об особой исторической ответственности США и России, незаменимой роли этих стран в борьбе с идеологий «джихадистского терроризма». Это тот случай, когда решение президентов Америки и России, в идеале поддержанное Председателем Европейской Комиссии, а также премьер-министром Великобритании, образно говоря лидерами «Большого Запада», способно внести решающий вклад в строительство нового вестфальского мирового порядка.
Причем первый шаг в этом направлении должен сделать лидер единственной супердержавы-Америки, в т.ч. учитывая, что созыв международной конференции, чтобы «остановить распространение радикального ислама», является одним из обещаний Трампа, сформулированном в предвыборной речи в Огайо [в этом выступлении Трамп дал обещание «покончить с пропагандой исламистов и их вербовочной деятельностью, решительно выступить против идеологии ненависти, которая обеспечивает питательную среду для насилия и терроризма»].
Это тот исключительный случай, когда не только консервативное крыло республиканцев, но и демократы могут поддержать Президента Трампа во имя высших интересов национальной безопасности Америки.
Однако итоговый документ Всемирной Исламской конференции сам по себе не сотворит чуда. Он сыграет свою историческую роль лишь в том случае, если станет общим делом «Большого Запада» и государств-членов Организации Исламского сотрудничества (ОИС) – идеологическим оружием в информационной войне, объявленной «джихадистскому терроризму».
Речь идет о беспрецедентном информационно-пропагандистском сопровождении Всемирной Исламской конференции, принятии согласованной долгосрочной программы действий «Большого Запада» и ОИС, в т.ч. предусматривающей специальные обращения к своим нациям лидеров ОИС, включение итогового документа этого форума в национальные программы преподавания в средних школах и вузах религиозной и светской направленности; разработку программ проведения регулярных проповедей в мечетях, религиозных семинаров, радио- и телевизионных передач, специальной программы контртеррористической пропаганды в социальных сетях.
Очевидно, что документы, принятые Всемирной Исламской конференцией, должны стать основой для антитеррористического взаимодействия специальных служб и правоохранительных органов «Большого Запада» и ОИС, в т.ч. в части совершенствования антитеррористического законодательства и политически немотивированных критериев отнесения к террористическим и/или экстремистским тех или иных организаций (объединений) и информационных ресурсов.
В практическом плане решения глобального форума мусульманских ученых-богослов, обладающих в Исламском праве статусом безусловной правовой нормы, являются необходимой юридической основой для создания Международного Исламского Трибунала по терроризму. Такой подход во многом снял бы проблему, состоящую в объективной невозможности разработки универсального документа, дающего определение терроризма.
Учитывая повышенную политизированность такой постановки вопроса, на первом этапе можно было бы ограничиться созданием Трибунала по рассмотрению террористической деятельности «Аль-Каиды» и «ИГИЛ». Очевидно, что приговоры Трибунала по этим группировкам, общепризнанными террористическими, создали бы чрезвычайно важный прецедент и стали бы судебными определениями, в т.ч. в адрес Хезболлы и ХАМАС.
В организационном отношении члены этого временного Трибунала могли бы быть избраны из своего состава Всемирной Исламской конференцией, тогда как его юрисдикция была бы утверждена упомянутым внеочередным саммитом лидеров ОИС.
Таким образом, исторический документ, принятый Всемирной Исламской конференцией в священной для мусульман Мекке и одобренный на внеочередном саммите лидеров государств-членов ОИС, будет означать победу над идеологий «джихадистского терроризма» – окончание необъявленной религиозной войны и, по сути, провозглашение нового «Вестфальского мира».
P.S. Генезис и разгром «ИГ» на территории России [Разумеется, здесь мы не ставим задачу раскрытия данной темы, заслуживающей самостоятельного рассмотрения. Это лишь попытка постановки проблемы и обозначения важных направлений исследования]
Одним из последствий самоликвидации диктатуры КПСС, последним аккордом которой стал путч ГКЧП, явился чеченский «анархо-сепаратизм» [Чеченский «анархо-сепаратизм» – это политика создания незаконных органов власти Чеченской Республики (ЧР) на основании актов и «избирательных процедур», заведомо не имеющих юридическую силу, т.е. попиравших действующую правовую систему – законные и легитимные политические институты, избирательный процесс и процедуры. В этом смысле единственная и фундаментальная политическая ошибка наивных чеченских «сепаратистов» состояла не в политике обособления самопровозглашенной ЧР из Чечено-Ингушской Республики (ЧИР) путем насильственного свержения органов государственной власти этой суверенного государства. Она заключалась в недооценке принципиального значения выборов Президента и в Парламент ЧР на основе действующего законодательства, лишь в силу этого становившихся легальными и легитимными правопреемниками Верховного Совета суверенной (сепаратисткой) ЧИР, обладавших правовом постановки и вынесения вопроса о государственной независимости ЧР на всенародный референдум].
Мятеж, организованный сторонниками советского генерала Д. Дудаева (1991), привел к гражданскому конфликту и кризису в отношениях Чечни и России. Однако попытки его силового разрешения, предпринятые Москвой, привели к обратному результату, усилению позиций самопровозглашенных властей.
В результате ошибочное решение о вводе российской армии в целях «восстановления конституционного порядка» (1994) в этом мусульманском регион привело к естественному объявлению Джихада.
Но это была лишь декларация, ибо в этой войне сражались еще бывшие солдаты и офицеры советской армии. А сам Дудаев был светским политиком советского типа, до последнего выступавшим за восстановление СССР. В тот период объявление Джихада являлось не идеологическим выбором, а попыткой использования религиозного инструмента мотивации тотальной этнической мобилизации, объединения всех сторон гражданского конфликта перед лицом общего врага. Тогда как оппозиционные режиму Дудаеву силы оказывались на стороне тех, кто якобы совершил агрессию против мусульманского народа, отстаивающего свое право на независимость.
Таким образом, был сделан первый шаг на пути придания «российско-чеченскому» этнополитическому конфликту религиозного характера [Крах атеистического СССР и исламский ренессанс наложились в Чечне на крайне низкий уровень религиозной просвещенности, как в целом и в других мусульманских регионах. При этом общий уровень исламских знаний значительно уступал мусульманским народам России, которые не были высланы при И. Сталине и репатриированы на родину при Н. Хрушеве, оставаясь «врагами народа». Так, понятия «суфии», «тарикатисты» носили весьма отдаленный богословский смысл, а приверженность тому или иному братству, как правило, определялась семейной традицией, а не осознанным выбором. В этой обстановке «традиционного невежества» дефиниции «салафиты», «ваххабиты» пропагандировались подготовленными ближневосточными эмиссарами и легко находили своих сторонников, во многом под влиянием случайных, бытовых и социальных факторов. Тем более, что эта пропаганда носила весьма утилитарный характер, как правило, далекий от реального идеологического и тем более богословского смысла].
В ходе первой «чеченской войны» (1994–1996) началась интенсивная инфильтрация в Чечню ближневосточных идеологов и боевиков «джихадистского терроризма», получивших диверсионно-террористический опыт в борьбе с советским контингентом в Афганистане. В этот период Россия впервые столкнулась с «джихадистскими» диверсионно-террористическими актами с политическими требованиями (в г. Буденновск (1995) и в г. Кизляр (1996)).
Однако при живом Дудаеве перспектива введения в Чечне даже умеренного шариатского правления, не говоря уже о «джихадистской» («ваххабитской») трансформации политической власти и образовании «Исламского государства», была по определению невозможна. «Ваххабитские» идеологи и боевики сразу же после установления мира были бы Дудаевым выдворены из Чечни или уничтожены.
Аслан Масхадов. Фото: Инфо-leaks
В этом смысле ликвидация Дудаева являлась первостепенной задачей идеологов «ваххабитского» крыла боевиков и их куратора, ставшего известным под именем Хаттаб [Аль-Хаттаб – саудовец, участник боевых действий моджахедов в Афганистане и Таджикистане. В 1995 г., по согласованию с Главным штабом А. Масхадова, создал военно-религиозный учебный центр «Кавказ», через который прошли обучение около 10 тыс. боевиков. Финансирование, шедшее через Хаттаба чеченским полевым командирам на закупку средств связи, оружия, боеприпасов и провианта, собственно, и создало феномен единого руководства сепаратистами т.н. Главным штабом Масхадова]. Под его командованием был организован показательный расстрел российской полковой колонны у селения Ярыш-Марды 16 апреля 1996 г. [эта кровавая акция, снимавшаяся на видео с разных ракурсов и которая не могла быть проведена без технического обеспечения на уровне высокоразвитого иностранного государства, была нацелена на придание арабским боевикам ореола воинов, сопоставимых по мужеству и дерзости с чеченцами, а их «ваххабитскому» вероучению – права на существование в Чечне], результатом которого стало принятие Президентом Б. Ельциным политического решения о ликвидации Дудаева [Между тем, накануне произошедшего разгрома колонны, Ельцин во время приезда в г. Краснодар заявил: «Война завершена. Готов обсуждать с Дудаевым, как будем жить с Чечней». Однако после известия о гибели российских военнослужащих объявил: «Встречаться с Дудаевым не стану. Я с бандитами не разговариваю»]. Такой знаковой «победой» в преддверии президентских выборов планировалось остановить катастрофическое падение рейтинга Верховного главнокомандующего, а затем и резко изменить имидж Ельцина на «миротворца» [Очевидно, что ликвидация Дудаева стала важным эпизодом последнего сражения холодной войны за окончательную победу над «русской коммунистической угрозой», в которой США и президентская власть России были по одну сторону баррикад, как и в дни августовского путча ГКЧП в 1991 г. и антиконституционного переворота в сентябре 1993 г. Эта акция, проведенная 21 апреля 1996 г., т.е. уже через пять дней (!) после трагедии у Ярыш- Марды, свидетельствует о беспрецедентном уровне взаимодействия России и американских спецслужб, обладавщих глобальной системой радиоэлектронной разведки «Эшелон» (Примечательно, что именно в этот день, сначала в Москве, а затем в Петербурге, находился с визитом куратор предвыборного штаба Ельцина – Президент США Б. Клинтон). При этом естественно, что кадровый «полевой командир» Хаттаб не стал объектом заслуженного возмездия. И это понятно. В тот период главной проблемой для США была перспектива реванша коммунистов России, для борьбы с которой планировалось создать на базе Чечни «второй Афганистан». Да и в случае победы Ельцина не стояла задача возрождения независимой и сильной России], что и было достигнуто после сдачи г. Грозного масхадовским отрядам и заключения мирных соглашений в Хасавюрте [Не случайно, что этой операции боевиков в столице Чечни было присвоено кодовое название «Джихад»].
И наконец. После выборов парламента в Чечне была предпринята попытка введения шариатского судопроизводства (1996) [Однако эта мера, в отличие от политики первых лет Советской власти, не была востребованной чеченским народом. Не говоря уже о том, что под флагом шариатского судопроизводства в Чечню привносилась чуждая практика наказаний, попирающих честь и достоинство. Все это заложило основы глубокого религиозно-конфессионального раскола и непримиримого противостояния между традиционным для чеченцев (тарикатистов) суфийского учения в Исламе и последователями идеологии и практики «ваххабизма»]. Но уже после избрания президентом Масхадова и подписания т.н. Договора о мире с Россией (1997) четко обозначился курс на создание агрессивного «Исламского государства» [Важнейшей вехой этого процесса явился «государственный переворот», совершенный Масхадовым в феврале 1999 г. По его указу о введении шариатского правления «в полном объеме», избранный на альтернативной основе парламент Чечни лишался права законодательной деятельности (за ним сохранялись лишь контрольные функции)], завершившегося вторжением «джихадистов» в Дагестан (1999). Причем этот шаг, поправший мирный договор с Россией и сделавший неизбежной вторую «чеченскую компанию», был нацелен на создание независимого «Исламского государства Ичкерии и Дагестана» («ИГИД»).
Владимир Путин и Ахмат Кадыров. Фото: официальный сайт Президента России
Вступив в войну с «ИГ» Президент России В.В. Путин сделал ставку на сбалансированную стратегию военного подавления и идеологического разоружения международного террористического интернационала. Т.е. развенчания лживой пропаганды «джихадистских террористов» о якобы религиозном характере конфликта на Северном Кавказе, якобы являющегося продолжением т.н. «четырехсотлетнего русско-чеченского противостояния».
Исход этой идеологической войны с терроризмом предопределило ключевое политическое решение Президента Путина, сделавшего ставку на духовного лидера Чечни, муфтия А. Кадырова. Идеолог борьбы за освобождение чеченского народа от террористов и экстремистов был наделен полномочиями Главы Администрации Чеченской Республики (2000).
Идеологическая победа над «джихадистским терроризмом» была закреплена в 2001 г. историческим обращением Путина к сепаратистам, «взявшим в руки оружие под влиянием ложных и искаженных ценностей», с призывом прекратить все контакты с международными террористическими организациями и начать переговоры о сложении оружия [3, 30–36] [Да и как было понять истинные ценности, если до Президента Путина российские отношения с Чечней не имели никакой правовой логики. Россия заключает соглашение о выводе войск с территории, которую она считает своей, и передаче вооружения войскам, которые она считает незаконными вооруженными формированиями, она требует соблюдения своих конституционных норм, признавая власть Дудаева, а затем и Масхадова (подписывая Договор о мире), не основанную ни на какой – ни на чечено-ингушской, ни на российской – конституции. Это систематическое игнорирование российскими властями в отношениях с Чечней какой бы то ни было законности, разрушение ими того самого конституционного порядка, восстановить который якобы должны были введенные в Чечню войска в 1994 г., можно считать главной причиной, дезориентировавшей чеченцев]. Причем – и это следует особо подчеркнуть – данное обращение, оказавшее огромное влияние на перелом умонастроений чеченских боевиков, было сделано в контексте и спустя 13 дней после американской трагедии 11 сентября.
Таким образом, Путиным была избрана не политика «дебаасификации» в смысле тотальной «деичкеризации», а «чеченизации» военно-политического процесса – опоры на патриотические силы всех слоев и групп чеченского народа. В отличие от недальновидных властей Ирака, Президент Путин дал выбор чеченцам, которые по разным субъективным и объективным причинам оказались в рядах сепаратистских формирований. Они смогли достойно, под личные гарантии Главы Чеченской Республики А. Кадырова, вернуться к своим семьям и получить работу, в т.ч. в органах государственной власти.
Причем в процесс политического урегулирования были вовлечены депутаты «ичкерийского» парламента, а также парламентарии всех уровней, избравшиеся на территории Чечни, начиная с 1989 г. В результате системной миротворческой политики Путина были созданы необходимые условия и предпосылки для завершения чеченской гражданской войны и урегулирования чеченского этнополитического конфликта – проведения референдума по принятию Конституции и законов о выборах Президента и в Парламент Чеченской Республики.
* Террористическая организация, признанная на территории России запрещённой
** Террористическая организация, признанная на территории России запрещённой
Список литературы:
1. Kissinger H. World Order. New York, Penguin Press, 2014.
2. Большаков О.Г. История Халифата. 1. Ислам в Аравии (570–633). Москва, Изд. фирма
«Восточная литература» РАН, 2000.
3. Султыгов А.-Х. Чеченская Республика: поиск идеологии политического урегулирования. Москва,
Поматур, 2001.
