Тысячелетие под сенью минаретов Северного Кавказа и в тихих медресе Урало-Поволжья зреет особая мысль. Суровый возвышенный край и северный форпост ислама взрастили мудрость, стойкую и благородную, как горный эдельвейс или ветвистый кедр. Здесь классическое наследие, переплетаясь с российской действительностью, обрело новый голос, способный говорить с современностью. Когда на духовный мир России, подобно бурям, надвигаются чуждые идеи, в самой этой тишине перед грозой особенно ясно звучит голос отечественных муфтиятов. Опираясь на традицию, хранители умеренного ислама преподносят умме фетвы, бережно хранящие исконные ценности, нравственность и живую веру, что за столетия пустила корни в этой земле.
В Дербенте, начиная с XI века, возделывали богословскую мысль суфий и правовед Йусуф ибн Ахмад ад-Дарбанди, летописец Маммус ад-Дарбанди и Йусуф ал-Лакзи, чей труд стал колыбелью для «Дербенднаме». Позже огонь знания подхватил Северный Кавказ: в древнем Кумухе суфий и мудрец Ахмад аль-Йамани писал свои трактаты, а ученость поэтическим словом прославляли Али аль-Багдади и его окружение. На Волге же, с принятием ислама в 922 году, зародилась своя заря мысли. Такие светочи, как Ахмад аль-Булгари, не только впитывали лучи исламской учености, но и разожгли от них собственный, яркий свет традиции, освещавший путь целым поколениям.
Одним из заметных пионеров предстает фигура Йунуса ибн Иваная – первого, кто после падения Казанского ханства отважился на дальний путь за знанием, в легендарный Мавераннахр. Он не просто учился: он принес свет науки назад, основав медресе и написав значимые труды по лингвистике арабского языка и правоведению. По сведениям Ризы Фахретдина, ибн Иванай выпустил фетву об обязательности ночной молитвы ясту на землях северной обители ислама.
За ним шел Ишнияз ибн Ширнияз, странник из Хорезма, нашедший пристанище в поволжских степях. Он руководил медресе не только в Казанском уезде, но и в деревне близ Оренбурга, а его учениками стали имамы и мударрисы. Ученый дал людям «Вероучение Булгарии» (1780 год) – первый после падения Казанского ханства духовный компас по догматам богословия. Ибн Ширнияз освободил сердца своих современников от ночной молитвы ясту в бесконечно светлые июньские ночи. Этот вопрос шариата, обсуждаемый со времен Волжской Булгарии, прозвучит на этих землях еще не раз.
Душе российского ислама нужна была поэзия, восторг и любовь. Их дарили суфии, чьи стихи становились распевными религиозными мотивами. Ахмад аль-Йасави в своих «Хикметах» (XII век), популярных среди тюркских народов России, смешивал пламенный мистицизм Халладжа и его знаменитое «Я есть Истина», с умеренностью великого ученого аль-Газали. Это был синтез пути избранных, сливающихся с Истиной, и дороги для каждого простого сердца, жаждущего духовной близости. Трактаты суфиев становились не учебниками, а «Садами тонкостей», как важнейшее произведение Абу Бакра Мухаммада из Дербента, завершенное в 1104 году. Многовековые труды лягут в основу суфийской богословской мысли российских мусульман XVIII века.
Однако в этот период главный интеллектуальный поединок разворачивался на поле права – диалог между вечным Законом и изменчивой жизнью. Богословы были увлеченными толкователями, пытавшимися примирить небесный идеал с земной реальностью. Жаркие споры об иджтихаде – праве на самостоятельное суждение – стали дуэлью за живой, дышащий дух веры. Одни, как Габденнасыр Курсави или позднее дагестанец Али Каяев, страстно призывали к смелому обновлению, к диалогу с новой эпохой. Их противники с трепетом оберегали мудрость веков, хранимую в традиции – таклиде.
Самой долгой среди исламских мыслителей Поволжья была дискуссия о ночной молитве ясту – проблема долга и милосердия. Татарский поэт и ученый Шарифи, с математической точностью доказывал, что в Булгарском вилайяте, «под покровительством Луны», истинной ночи нет, «потому что заря подобна зареву», а значит, нет и обязательства. В противовес ему провозвестник обновления Курсави настаивал: долг нельзя отменять, но его можно смягчить, соединив две молитвы в одну. Во второй половине XIX – начале XX старинная дилемма о молитве в белые ночи вспыхнула, как полярное сияние, в самых светлых умах эпохи: Шигабутдин Марджани, Муса Биги и другие обратили на нее свой пытливый взор.
Путь милосердного подвига явил Ризаэтдин Фахретдин в бытность кадием Оренбургского магометанского духовного собрания. Столкнувшись с горькими письмами женщин, чьи мужья пропали без вести, он не стал холодным формалистом. Суровая крепость ханафитского права, царящая в поволжских долинах и сибирских степях, в вопросах развода была оплотом строгого порядка – прекращение брака с пропавшими без вести являлось ущербом для этих мужей. Риза Фахретдин нашел потайную калитку в самой стене традиции, призвав заимствовать более мягкие решения из других правовых школ ислама. Имамы Оренбургского собрания, будучи вольными посланниками Истины, не виделись ему стражами лишь одной доктрины. Для Фахретдина это была не измена, а высшее проявление милосердия – маслаха – любовь к людям как основа веры.
Мысль дагестанского просветителя Гасана ал-Алкадари – настоящего строителя духовных мостов – озарила путь соплеменникам на перепутье истории. Свое сочинение «Хранилище Дарованного» (изданное в 1912 году) он писал, как драгоценный сосуд, в котором стремился сохранить чистые воды шариата, чтобы они не растеклись в песках новых реалий, а напоили жаждущие души. Храня верность шафиитской школе, ал-Алкадари с благородным вниманием склонялся и над мудростью ханафитов, сопоставляя толкования великой истины. В споре между слепым следованием и дерзновенным новаторством он избрал путь взвешенного иджтихада и считал, что врата самостоятельного суждения никогда не должны захлопнуться. Но открывал эти врата с трепетом паломника, вступающего на священную землю.
Богословская мысль российских мусульман, уходящая корнями в глубь веков, подобна неувядающему цветку на севере исламского мира – ее многовековая история являет собой сокровищницу мудрости, а сегодня, в ответ на вызовы времени, она расцветает в мудрых фетвах духовных лидеров, которые, воплощая правовое наследие ислама с позиций умеренности и гармонии, направляют уму к сохранению духовного суверенитета, мира в обществе и тех священных семейных ценностей, что испокон веков служили опорой многонациональному единству России.
На основе научной статьи ректора РИИ Рафика Мухаметшина и востоковеда РАН Шамиля Кашафа «Наследие мусульманских богословов в фокусе исторического анализа адаптации исламской правовой системы к российским реалиям»
ГСВ "Россия - Исламский мир"
Фото: Daniel Silva/Unsplash
