Напротив Капитолия в Вашингтоне стоит главное здание Библиотеки Конгресса - крупнейшей в мире (здесь хранится более 140 миллионов книг и других печатных изданий). Величественное здание, с его неоклассическим внешним видом, медным куполом и мраморными залами, названо в честь Томаса Джефферсона, одного из «отцов-основателей» Соединенных Штатов, главного автора Декларации независимости 1776 года и третьего президента молодой республики (1801-1809 гг.).
Но не менее значима роль Джефферсона и в истории Библиотеки Конгресса. Будучи президентом, он закрепил её статус как главной библиотеки страны, в которой хранится информация для работы законодательной ветви власти, специальным законом, согласно которому президент страны мог назначать главного библиотекаря и создал специальный комитет, призванный регулировать работу учреждения. В 1814 году, после того как пожар, устроенный британскими войсками во время англо-американской войны, уничтожил 3000-томную коллекцию библиотеки, Джефферсон предложил часть (по некоторым сведениям - всю) своей собственной обширной книжной коллекции в качестве замены потерь.
Главный читальный зал Библиотеки Конгресса / Carol M. Highsmith, Общественное достояние
Среди наименований почти 6500 книг, которые Джефферсон продал библиотеке, был также двухтомный английский перевод Корана. Наличие этого экземпляра сначала в частной библиотеке Джефферсона, а затем в Библиотеке Конгресса, вызывает множество вопросов. К примеру, почему и с какой целью Джефферсон купил эту книгу, как он ее использовал и почему он включил её в хранилище знаний молодой американской нации.
Эти вопросы тем более актуальны в свете утверждений некоторых современных комментаторов о том, что Джефферсон приобрёл свой экземпляр Корана в 1780-х годах в ответ на существующий в то время конфликт между США и «варварскими государствами» Северной Африки (Марокко, Алжиром, Тунисом и Ливией). Это был конфликт, за которым Джефферсон пристально следил: в 1786 году он помог договориться о подписании соглашения с Марокко, первом договоре Соединенных Штатов с иностранной державой. Тогда отношения с Алжиром были самыми натянутыми, поскольку правитель этой страны требовал уплаты дани в обмен на прекращение полуофициального пиратства в отношении американского торгового мореплавания. Джефферсон решительно выступал против уплаты дани. В связи с этим, по мнению некоторых исследователей, Джефферсон и принял решение изучать Коран, чтобы лучше понимать психологию мусульманских народов. Однако, если мы углубимся в историю конкретно этого перевода, то увидим совершенно иную историю, чем нам рассказывают.
Система каталогизации, разработанная Джефферсоном
С юности Томас Джефферсон читал и собирал огромное количество книг, причём самых разнообразных: коллекция, которую он в итоге подарил Библиотеке Конгресса, насчитывала 6487 томов, начиная от классической философии и заканчивая кулинарией. Как и многие коллекционеры того времени, Джефферсон не только каталогизировал свои книги, но и отмечал их. Именно его необычный способ маркировки книг позволяет установить, что среди миллионов томов в сегодняшней Библиотеке Конгресса этот конкретный Коран действительно принадлежал ему.
Томас Джефферсон / Rembrandt Peale, Общественное достояние
В XVIII веке производство книг всё ещё преимущественно оставалось трудоёмким ручным процессом. При помощи ручного пресса большие листы бумаги печатались с обеих сторон, перед тем как их сложить. Они складывались один раз, чтобы получить четыре страницы для размера Фолио, дважды, чтобы получить на выходе восемь страниц для Кварто или четыре раза, чтобы получить 16-страничный октаво. Эти сложенные листы затем сшивались вместе по их внутренним краям, прежде чем прикрепляться к переплёту. Чтобы переплётчики могли сшить собрания в правильной последовательности, каждая из них была помечена другой буквой алфавита на той странице, которая после складывания должна была стать первой.
Таким образом, в октаво-томе, таком, как Коран Джефферсона, в правом нижнем углу каждой 16 страницы есть маленькая печатная буква. У Джефферсона была привычка пользоваться этими уже существующими знаками, чтобы незаметно подписать каждую из своих книг. На 10-м собрании каждой книги перед печатным знаком J он писал букву T, а на 20-м собрании к напечатанному T он добавлял J, тем самым в каждом случае воспроизводя свои инициалы. Эта тонкая, но безошибочная подпись ясно видна на двух переплетенных в кожу томах Библиотеки Конгресса.
Система каталогизации библиотеки Джефферсона проливает свет на то, какое место Коран занимал в его мышлении. Схема классификации Джефферсона по 44 категориям была во многом основана на работе Фрэнсиса Бэкона. Согласно Бэкону, человеческий разум состоит из трёх способностей: памяти, разума и воображения. Эта тройственность нашла отражение в библиотеке Джефферсона, которую он организовал для работ по истории, философии и изобразительному искусству. Каждая из них содержала подкатегории: философия, например, была разделена на моральную и математическую; продолжение первой ветви ведёт к подразделению этики и юриспруденции, которая сама была впоследствии ещё разделена на категории религиозной, муниципальной и экономической.
Система Джефферсона для организации библиотеки часто описывалась как «проект его собственного разума»: Джефферсон держал свой Коран в разделе о религии, расположенном между книгами о мифах и богах древности и копией Ветхого Завета. Интересно, что Джефферсон не относил религиозные труды к разряду книг по истории или этике, как можно было бы ожидать, но считал, что их место должно быть в юриспруденции.
Появление Корана в библиотеке Джефферсона
История покупки Джефферсоном Корана помогает сделать его классификацию более понятной. Просматривая записи «Виргинской газеты», через которую Джефферсон заказывал многие из своих книг, учёный Фрэнк Дьюи обнаружил, что Джефферсон купил этот экземпляр Корана около 1765 года, в то время, когда он ещё был студентом юридического факультета колледжа Уильяма и Марии в Вирджинии. Это наглядно опровергает представление о том, что интерес Джефферсона к исламу возник в ответ на сложные дипломатические взаимоотношения между Штатами и исламским миром. Интерес к Корану у Джефферсона возник в контексте его юридических исследований.
Юридический интерес Джефферсона к Корану не был беспрецедентным. Существует целая исламская юридическая традиция религиозного права (Шариат), основанная на толковании Корана, но у Джефферсона был иной пример: стандартная работа по сравнительному праву «Законы природы и народов», написанная немецким ученым Самуэлем фон Пуфендорфом и впервые опубликованная в 1672 году. Джефферсон интенсивно изучал трактат Пуфендорфа и в своих собственных юридических трудах цитировал его чаще, чем любой другой текст. Книга немецкого автора содержит многочисленные отсылки к исламу и Корану. Хотя многие из них были пренебрежительными, что типично для европейских работ того периода, в других случаях Пуфендорф с одобрением цитировал правовые прецеденты Корана, включая акцент Корана на поощрении морального поведения, его запрещение азартных игр и призыв к миру между воюющими странами. Как пишет Кевин Хейс, другой выдающийся учёный: «желая максимально расширить свои юридические исследования, Джефферсон нашёл Коран достойным его внимания».
«Мы, Генеральная Ассамблея Виргинии, постановляем, что ни один человек не должен принуждаться к посещению или поддержке какого бы то ни было религиозного культа, места или служения, не должен принуждаться, ограничиваться, подвергаться растлению или угнетению в своем теле или имуществе и не должен иным образом страдать из-за своих религиозных убеждений; но что все люди должны быть свободны исповедовать и аргументированно отстаивать свои мнения в вопросах религии и что это никоим образом не должно умалять, расширять или затрагивать их гражданские способности» - из Виргинского Статута о свободе вероисповедания, ратифицированного в 1786 году, составленного Томасом Джефферсоном в 1777 году.
Первый «живой» перевод Корана на английский язык
В его чтении Корана как Книги Закона Джефферсону помог относительно новый английский перевод, который не только технически превосходил предыдущие попытки, но и был подготовлен тщательно и аккуратно. Обычно переводы носили название «Алькоран Мухаммеда», однако в этот раз перевод, подготовленный англичанином Джорджем Сейлом и опубликованный в 1734 году в Лондоне, назывался просто «Коран». Второе издание было напечатано в 1764 году - именно это издание и купил Джефферсон.
Как и Джефферсон, Сейл был юристом, хотя его сердце принадлежало восточным наукам. В предисловии к своему переводу он сокрушался, что работа «велась только в свободное время и среди необходимых занятий хлопотной профессией». Это предисловие также информировало читателя о мотивах подготовки данного перевода: «если религиозные и гражданские институты иностранных народов достойны нашего знания, то таковыми должны быть институты Мухаммеда, законодателя арабов и основателя империи, которая менее, чем за столетие распространилась на бОльшую часть мира, чем когда-либо владели римляне». Как и ранее Пуфендорф, Сейл подчёркивал роль Мухаммеда как «законодателя», а Корана как примера особой правовой традиции.
Это не означает, что перевод Сейла можно назвать свободным от предубеждений против мусульман, которые являются характерной чертой большинства европейских работ по исламу этого периода. Однако нужно отдать должное, что Сейл не опустился до оскорблений, которые, как правило, заполняют страницы более ранних попыток перевода. Напротив, Сэйл чувствовал себя обязанным относиться «с обычной порядочностью и даже одобрять такие подробности, которые, как мне казалось, заслуживали одобрения». Поэтому при описании пророка Мухаммеда Сейл описывал его как «богато снабжённого личными дарами, красивого в лице, тонкого ума, приятного поведения, проявляющего щедрость к бедным, вежливость к каждому, стойкость против своих врагов и, прежде всего, высокое почтение к имени Бога». Это описание личности Мухаммеда значительно отличается от описаний более ранних переводчиков, чьим главным мотивом являлось утверждение превосходства христианства.
В дополнение к относительной либеральности подхода Сэйла, нужно отметить, что он также превзошёл своих коллег в качестве перевода. Предыдущие английские версии Корана были основаны не на оригинальном арабском, а скорее на латинском или французском вариантах, что создавало дополнительные ошибки при переводе. Сейл, напротив, работал с оригинальным арабским текстом.
Перевод или интерпретация?
«И вот Мы уже привели для людей в этом Коране всякие притчи, чтобы они одумались (и удержались от своего неверия)! различные примеры и поучения. (И сделали его) Кораном на арабском языке, без всякой кривизны, чтобы они остерегались (наказания) Аллаха!». Эта цитата из суры «Аз-Зумар», 27-28 аяты, была переведена на английский язык Мухаммадом А. С. Абдель Халеем, профессором исламских исследований в Школе восточных и африканских исследований в Лондоне. В нём подчеркивается основной, но далеко идущий факт о священной книге ислама: она была получена и записана на арабском языке. Мусульмане считают, что Коран неотделим от языка, на котором он был ниспослан. По этой причине все последователи ислама во всём мире читают его на арабском языке, хотя сегодня подавляющее большинство мусульман не являются ни арабами, ни носителями арабского языка. Верующие также считают красноречие Корана свидетельством его божественного происхождения. Есть история, которая рассказывает о том, как во времена Мухаммеда самый известный поэт Мекки принял ислам, прочитав лишь одну из сур Корана, убеждённый, что ни один человек никогда не сможет создать произведение такой красоты.
Это делает любую попытку перевести Коран на другой язык сложной задачей и объясняет, почему мусульмане предпочитают называть неарабские версии Корана «интерпретациями», «построчными переводами». Трудности усугубляются ещё и проблемами с самой интерпретацией, присущими всем переводам. В данном случае речь идёт о принятии решения о предполагаемом значении оригинала и наиболее подходящем эквиваленте на языке перевода. Любопытно, что эти вопросы предвосхищаются в тексте самого Корана: «В нём есть аяты с однозначным смыслом [ясные и очевидные по смыслу], которые являются Главной Книгой, и (есть и) другие (аяты) – с многозначным смыслом. Что же касается тех, в сердцах которых (есть) уклонение (от истины), – то они следуют за тем, что в нём сходно, желая (посеять среди верующих) смуту и желая толкования этого (которое соответствует их ложному пути). Но не знает его толкования никто, кроме Аллаха. И твёрдые в знаниях говорят: «Мы уверовали в него; всё – от нашего Господа». Но внимают (увещаниям) только обладатели (здравого) разума!» (сура «Алю Имран», 7 аят).
Большинство современных «переводчиков» Корана прямо затрагивают эти вопросы и объясняют свой особый подход и принятые решения. Хотя никогда не будет окончательного перевода Корана на любом языке мира, кроме арабского, в наши дни английские читатели имеют широкий выбор тщательно подготовленных «интерпретаций».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Сейл принял решение перейти от перевода Священного текста христиан на арабский язык к переводу Священного текста мусульман на свой родной английский. Отмечая отсутствие надёжного английского перевода, он стремился дать «более подлинное представление об оригинале». Чтобы его читатели не были чрезмерно напуганы, он оправдал свой выбор верности оригиналу, заявив, что «мы не должны ожидать, что прочитаем версию столь необычной книги с такой же лёгкостью и удовольствием, как современное сочинение». В самом деле, хотя английский Сэйла сегодня может показаться чересчур тяжёлым и перегруженным, нельзя отрицать тот факт, что он стремился передать часть красоты и поэзии оригинального арабского языка.
Стремление Сэйла создать точное толкование Корана соответствовало его желанию также познакомить своих читателей с настоящим исламом. Эта «предварительная беседа», как он сам её назвал, занимает более 200 страниц в издании, приобретённом Джефферсоном. Справедливо представленный и добросовестно документированный, он содержит раздел по исламскому гражданскому праву, который неоднократно указывает на параллели с еврейскими правовыми предписаниями в отношении брака, развода, наследования, законного возмездия и правил ведения войны. В этой содержательной дискуссии Сэйл проявляет тот же бесстрастный интерес к сравнительному правоведению, который позднее двигал Джефферсоном.
Коран и философия Томаса Джефферсона
Но повлияло ли чтение Корана на Томаса Джефферсона, изменило ли ход его мыслей? На этот вопрос трудно ответить однозначно, поскольку те ссылки на Коран, которые можно найти в его трудах, не позволяют раскрыть его взгляды. Не исключено, что чтение Корана подвигло Джефферсона на изучение арабского языка (в течение 1770-х годов Джефферсон купил ряд учебников по арабской грамматике). Однако для нас гораздо более важен тот факт, что знакомство со священным писанием мусульман послужило укреплению его приверженности религиозной свободе.
Так, в 1777 году, ровно через год после того, как он составил Декларацию независимости, Джефферсону было поручено вырезать колониальное наследие из юридического кодекса Вирджинии. Тогда он решил разработать законопроект об установлении религиозной свободы, который был принят в 1786 году. В своей автобиографии Джефферсон рассказал о сильном желании, чтобы законопроект не только распространялся на христиан всех конфессий, но также включал «в мантию своей защиты евреев и язычников, христиан и магометан [мусульман], индусов и иноверцев всех конфессий».
Картина Джона Трамбулла (John Trumbull) (1817—19), изображающая сцену предложения к рассмотрению текста Декларации независимости США комитетом на заседании континентального конгресса. Часто ошибочно рассматривается как подписание Декларации / Общественное достояние
Это всеобъемлющее отношение к религиозному плюрализму отнюдь не было чем-то характерным для современников Джефферсона. Как отмечает историк Роберт Эллисон, многие американские писатели и государственные деятели в конце XVIII века ссылались на ислам в менее благородных целях. Вооруженные тенденциозными переводами и зачастую грубо искажёнными текстами, они изображали ислам как воплощение опасностей тирании и деспотизма, которые только что преодолела молодая республика. Эллисон утверждает, что многие американские политики, которые использовали «мусульманский мир в качестве ориентира для своего собственного общества, не были озабочены исторической правдой или точным описанием ислама, а скорее политическим удобством этого описания». Эти взгляды вступили в противоречие с видением Джефферсона в 1788 году, когда Штаты проголосовали за ратификацию Конституции Соединенных Штатов. Одним из обсуждаемых вопросов было положение (в современной редакции документа - статья VI, раздел 3) о том, что «никакой религиозный текст никогда не требуется в качестве квалификации для какой-либо должности или общественного доверия в Соединенных Штатах». Некоторые антифедералисты выступили против этого запрета на религиозную дискриминацию, ярко обрисовав гипотетический сценарий, в котором мусульманин может стать президентом. С другой стороны, несмотря на их частую оппозицию Джефферсону по другим вопросам, федералисты высоко оценили и использовали видение Джефферсона религиозной терпимости в поддержку права как на свободу вероисповедания, так и на выборную должность для всех граждан. Как показывает историк Дениз Спеллберг в своём исследовании этого спора среди делегатов в Северной Каролине, в ходе этих конституционных дебатов «мусульмане были символически втянуты в определение того, что значит быть американскими гражданами».
Можно предполагать, что изучение Корана Джефферсоном, возможно, привило его против популярных предрассудков об исламе, и это, возможно, повлияло на его убеждение, что мусульмане, не меньше и не больше, чем любая другая религиозная группа, имели право на все законные права, которые могла предложить им новая нация. И хотя ранее Джефферсон был ярым сторонником начала войны против варварских государств из-за их нападений на американские суда, он никогда не формулировал свои аргументы в религиозных терминах, твёрдо придерживаясь позиции политического принципа. Чтение Корана привело его к мысли, что корни конфликта были связаны не с образом мышления и особенностями верования жителей североафриканских стран, а с экономикой.
Коран Сэйла оставался лучшей доступной английской версией Корана ещё на протяжении 150 лет. Сегодня, наряду с оригинальным экземпляром Корана Джефферсона, Библиотека Конгресса содержит почти один миллион печатных изданий, относящихся к исламу и представляет собой обширную коллекцию знаний для каждого нового поколения законодателей и граждан.
Ильмира Гафиятуллина
