В 2020 году американцам предстоит беспрецедентная дискуссия на кокусах, праймериз и президентских дебатах. Впервые после выборов 1948 года избиратели выразят отношение к глобальной роли Америки. Впервые тема лидерства США станет маркером президентской кампании.
Автор статьи Абдул-Хаким Ахмедович Султыгов
Отсюда небывалую актуальность приобретают общегосударственные меры, направленные на повышение «понимания народом меняющегося в потенциально опасную сторону положения Америки в мире». Это ответственная рекомендация Збигнева Бжезинского: с неведением народа об этой опасности «необходимо бороться целенаправленно и радикально, от верхов к низам».
В этом смысле судьбоносное значение «выбора-2020» должно консолидировать партии США для ответственного переосмысления, говоря словами Бжезинского, глобальной роли Америки «в соответствии с объективными и субъективными условиями XXI века». [1]
Иначе величие Америки как мировой державы может постигнуть судьба СССР.
Збигнев Бжезинский (справа на переднем плане) и президент Барак Обама, 2010 год / Public Domain
Начнем с того, что американская доктрина изоляционизма благополучно пережила начало Первой мировой войны. На выборах 1916 года победила миролюбивая программа Вудро Вильсона.
Исторический переход Америки к глобальной политике был продиктован «вопиющими актами насилия», совершенными Германией в 1917 году, вынудившими Президента Вильсона вступить в войну за мир, «безопасный для демократии». [2] Хотя в последующем это решение вызвало небывалую общенациональную дискуссию, итогом которой стало законодательное закрепление нейтралитета Америки (1935).
Однако именно Вильсон создал прецедент обсуждения внешнеполитического курса. После неудачного выступления в Сенате с идеей создания Лиги наций (1919), он в поездках по стране агитировал, хотя и безуспешно, за вступление в эту наднациональную организацию.
Вступление США во Вторую мировую войну также было обусловлено агрессией: нападением Японии и войной, объявленной Германией. Хотя на выборах 1940 года Франклин Рузвельт исключал участие американцев в иностранных войнах. Но еще в августе 1941-го Рузвельт обозначил претензии Америки на моральное лидерство и ответственность за мировые дела. Речь идет об Атлантической хартии, ставшей основой ООН.
Неизбежным итогом победоносного завершения мировой войны, усиленным монополией Америки на атомную бомбу, стало бремя глобальной ответственности за сдерживание коммунистической экспансии. Так началась Холодная война с СССР, объявленная Гарри Трумэном. Президентом, не избиравшимся на эту должность [Трумэн стал главой американского государства 12 апреля 1945 года после внезапной кончины Рузвельта, будучи вице-президентом].
Но на президентских выборах 1948 года американцы впервые получили возможность выразить отношение к новому внешнеполитическому курсу США. Избиратели могли проголосовать за альтернативную программу лидера Прогрессивной партии, бывшего вице-президента США Генри Уоллеса. Третьей партии, впервые возникшей из-за внешнеполитических разногласий.
Однако первые послевоенные выборы, к тому же проходившие в обстановке советской блокады Западного Берлина, завершились неожиданной победой Трумэна. При том, что доктрину антисоветизма, ставшую ключевым элементом внешней политики, разделяли обе партии Конгресса, включая реального соперника Трумэна сенатора Роберта Тафта.
Трумэн стал первым президентом, чья инаугурационная речь была почти полностью посвящена внешнеполитической (антикоммунистической) программе мира и свободы.
Клемент Эттли, Гарри Трумэн и Иосиф Сталин на Потсдамской конференции / Public Domain
В 1949 году Сенат ратифицировал «трумэновский» Североатлантический договор. Таким образом, США, как пишет Генри Киссинджер, впервые в своей истории вступили в альянс мирного времени, ставшего «краеугольным камнем нового международного порядка под эгидой Америки». [3]
С этого момента внешнеполитический курс США, названный «доктриной Трумэна», по умолчанию исключается из дискурса президентских кампаний.
Естественно, «доктрина Трумэна» исходила из приоритетного характера жизненно важных внешнеполитических задач и строилась на патерналистской модели гегемонии Америки.
Политике, продиктованной неумолимой логикой холодной войны. Отсюда, беспрецедентная программа помощи, даже Германии (по «Плану Маршалла») и Японии («Обратный курс»). Америка взяла на себя львиную долю военных расходов НАТО, предоставив своим союзникам экономические выгоды и преимущества.
Так США стали гегемоном Свободного мира, но не выгодополучателем, а бескорыстным защитником стратегических интересов Запада.
От патернализма к национализму
Исторически надпартийная «доктрина Трумэна» оказала сильнейшее влияние на формирование философии нескольких поколений американских политиков, усвоивших ее как незыблемый геостратегический императив. Концепт величия Америки стал конститутивной политической ценностью, а ответственное лидерство – целью. Тогда как патерналистская политика – геополитическим инструментом ее достижения.
Однако и после победы «доктрины Трумэна» над «доктриной Брежнева» США остались в парадигме традиционной патерналистской политики.
Рано или поздно это противоречие должно было вырваться на политическую поверхность.
Что и произошло на выборах 2016 года. Здесь впервые обозначилось опасное противоречие между текущими экономическими интересами избирателей, подверженных влиянию национал-популизма и долгосрочными интересами американской нации – глобального лидерства Америки.
В итоге националистическая программа Дональда Трампа получила широкую поддержку. Избравшись в 70-ю годовщину начала холодной войны, Трамп стал первым Президентом США, отбросившим патерналистскую политику, утратившую прежнюю актуальность.
Президент Трамп впервые увязал внешнюю политику с решением внутренних проблем, с выполнением своих предвыборных обещаний масштабного создания рабочих мест, уменьшения налогов.
Он начал с беспрецедентного бизнес-аудита прежней политики: пересмотра или отказа от всех невыгодных соглашений; борьбы с иностранным протекционизмом в целях стимулирования экономического роста; стимулирования репатриации капитала американских корпораций; изменения приоритетов бюджетной политики с международных проектов и внешней помощи на развитие внутренних институтов; сокращения неэффективных и несправедливых расходов, связанных с участием в международных организациях и договорах.
Отсюда подход Трампа к программе Транстихоокеанского партнерства, НАФТА, Парижскому климатическому и Трансатлантическому торговому соглашениям; членству США в ЮНЕСКО и Совете ООН по правам человека.
Отвергая неограниченный патернализм в военной политике, Трамп намерился преобразовать роль США как «бесплатного мирового жандарма» в интересах других стран в платного полицейского. И уже добился согласия натовских партнеров на увеличение оборонных расходов.
Однако, одновременное навязывание евросоюзникам дорогого американского сжиженного газа, как бы для снижения их энергозависимости от России, пришло в противоречие с интересами Евросоюза. Причем, противодействуя строительству газопровода «Северный поток-2», США, как ни парадоксально, создают для Китая, потребляющего дешевый российский газ, конкурентные преимущества перед Евросоюзом. В итоге в Евросоюзе начали обсуждать возможность дедолларизации расчетов с Россией за поставляемые энергоносители.
В этом же ряду стоит и позиция Трампа по ядерной сделке с Ираном, противоречащая интересам Франции, Англии и Германии. Более того, обострение конфликта с Ираном наложилось на неприемлемое ухудшение отношений с Турцией, мусульманским форпостом НАТО.
Естественно такая политика Трампа вызывает острую критику. Его обвиняют в отсутствии продуманной внешнеполитической стратегии. Тогда как противоречивость его действий объясняют тем, что они проистекают не из концепций и доктрин, а опыта бизнес-прагматика, не обремененного пиететом к традициям вашингтонского истеблишмента и международной политики.
Дональд Трамп и лидер Коммунистической партии Вьетнама Нгуен Фу Чонг, февраль 2019 года / Public Domain
Действительно, на первый взгляд, выглядит парадоксальным, что Трамп пошел на развязывание торговой войны на «три фронта»: и с союзниками Америки, и с ее соперниками – Китаем и Россией, невольно подталкивая их к возрождению «китайско-советского блока».
Но является ли торговая война с Китаем ставкой на «блицкриг»? Или это осознанное решение о позиционном сражении, в котором ни одна из сторон не может одержать убедительную победу?
Может быть, это первый шаг в направлении осмысления задачи, о которой писал Бжезинский: у США после распада СССР имелась уникальная возможность сыграть активную роль в развитии международной архитектуры Евразии с целью заполнить вакуум, образовавшийся после исчезновения господствовавшего на континенте китайско-советского блока. Эту возможность Америка упустила, поэтому теперь ту же задачу придется выполнять в гораздо более сложных для Штатов условиях. [4]
При том, что сегодня очевидно, что США предстоит длительное соревнование с КНР, заступившей на место СССР в противоборстве с Америкой. Тогда как стратегическая обстановка конца 1960-х, когда Америка сделала ставку на Китай для сдерживания СССР, сегодня изменилась с точностью до наоборот.
«Выборы-2020» и выбор Трампа?
Но как бы то ни было, «Трамп – одна из тех исторических фигур, которые время от времени появляются, чтобы знаменовать собой конец эпохи и заставить ее отбросить устаревшее притворство. Это необязательно означает, что Трамп сам это знает или обдумывает какую-то грандиозную альтернативу». [5]
Эта характеристика Генри Киссинджера, по меньшей мере, оставляет открытым вопрос о феномене Президента Трампа.
Может статься, что внешнеполитические действия Трампа являлись осознанной «разведкой боем» на всех фронтах. Проверкой прочности конструктивных элементов здания миропорядка, возведенного в XX веке.
Так это или нет покажет отношение Трампа к глобальному лидерству США – внешнеполитические приоритеты его предвыборной программы.
Причем деклараций о безусловной ценности НАТО и необходимости укрепления североатлантической солидарности – несущей конструкции западного сообщества, будет уже недостаточно.
Ибо радикально изменившаяся стратегическая обстановка в мире требует создания адекватных сдержек и противовесов для обеспечения баланса и равновесия центров силы.
Ким Чен Ын и Дональд Трамп / Public Domain
Речь идет, говоря словами Бжезинского, о создании «расширенного и более энергичного Запада», [4] распространяющего свое влияние за пределы структур, созданных США в XX веке.
И здесь, по объективным причинам, нельзя обойти евразийский фактор России.
Тогда как именно Трамп является тем политиком, который может поставить ребром вопрос об отношениях с Россией в новом геостратегическом контексте.
Речь идет о решении, которое имело бы определяющий характер для новой внешнеполитической стратегии США, для перепланировки накренившегося здания существующего миропорядка.
Решением такого уровня могло бы стать «Тихоокеанское соглашение» между США, Японией и Россией («RAJ») в сфере безопасности и экономического сотрудничества.
Имея в виду, что в рамках этого политического процесса будут заключен мирный договор между Россией и Японией и полностью урегулирована проблема спорных Курильских островов.
Таким образом, США сыграли бы историческую роль в формальном завершении Второй мировой войны и решении важнейшей территориальной проблемы Японии, своего стратегического союзника в Азии.
Не говоря уже о геостратегических перспективах сотрудничества в рамках трехсторонней межправительственной комиссии «RAJ» по совместному развитию курильских островов и тихоокеанского региона России в целом.
Так или иначе, президентские выборы в США дадут ответ на вопрос: Россия – желательный партнер или безусловный противник Америки? Ответ, который будет иметь принципиальное значение для выработки внешнеполитической доктрины США XXI века.
Свой исторический выбор, до начала президентской кампании в США, предстоит сделать и России.
P.S. В 2020 году, впервые за 70 лет, выборы в США состоятся в условиях ненормального совпадения антиамериканских настроений в мире с ростом симпатий американцев к идеям изоляционизма.
Но что будет с миром, если Америка откажется от своей глобальной роли? Чем станет ООН без США в его Совете Безопасности?
Public Domain
Какой порядок установится в многополярном мире по ту сторону от «границ Доктрины Монро»?
Ответ на этот вопрос уже дала история многополярного мира в ХХ веке двумя мировыми войнами, порожденными в цивилизованной Европе.
Что же остается ждать от Азии? Только ли превращения в «большую Сирию»?
Межгосударственных, внутриполитических и религиозно-конфессиональных конфликтов и десятков миллионов беженцев у ворот Европы.
Волны исламистских революций, консолидации мусульманских стран и их войны с Израилем, которая неизбежно станет ядерной.
Перманентного расширения списка ядерных стран.
И это «оптимистичный» сценарий.
Тогда как катастрофический сценарий задан экспансионистской моделью развития Китая, безудержным стремлением Поднебесной к расширению влияния и усилению могущества. Отсюда неизбежная перспектива обострения китайско-индийских, пакистано-индийских и российско-китайских противоречий.
Рано или поздно эти противоречия перейдут в фазу военного конфликта с применением ядерного оружия. В результате небывалые волны миграции обрушатся на Россию и Евросоюз, положив конец их европейской идентичности.
Таким образом, проблема в том, что США могут уйти в изоляционизм, но не в состоянии изолироваться от последствий ядерной, экономической и гуманитарной евразийской катастрофы планетарного масштаба.
В этом смысле, вольно или невольно, американским избирателям предстоит определить судьбу мира, которая, однако, неизбежно станет их собственной судьбой.
Список литературы:
1. Brzezinski Zbigniew. Strategic Vision: America and the Crisis of Global Power. Basic Books, 2012. P. 54.
2. President Wilson's Declaration of War Message to Congress, April 2, 1917.
3. Kissinger Henry. World Order. Penguin, 2014. P. 282.
4. Brzezinski Zbigniew. Strategic Vision: America and the Crisis of Global Power. Basic Books, 2012. P. 56.
5. Henry Kissinger. «Financial Times» interview. July, 20. 2018.
Фото в слайдере: Quinn Dombrowski, CC BY-SA 2.0
Султыгов Абдул-Хаким Ахмедович – доктор политических наук, главный редактор журнала «Вестник Российской нации». В 2004-2008 гг. помощник Министра иностранных дел, посол по особым поручениям МИД России.
